В июне 2021 года в особняке Мясникова компания «Сен-Мишель Балет» представила петербургской публике премьеру спектакля «Жизель. Возвращение в Париж» в постановке Михаила Венщикова.
«Жизель» — одно из самых старинных и самых известных балетных названий. Имя главной героини спектакля стало не только символом милосердия и любви, что «сильнее смерти», но и символом романтического балета с его утонченной эстетикой и драматургией, построенной на игре контрастов. Остается вопрос: Жизель — простая деревенская девушка, пейзанка, откуда взялся Париж? Разве возможно вернуться туда, где никогда раньше не был?
Чтобы на него ответить, нужно обратиться к истории, которая хоть и стремится к известности, но всегда сопротивляется полному разглашению, оставляя множество потаенных уголков и малоизученных подробностей.
Итак, ровно 180 лет назад, в июне 1841 года в Париже состоялась премьера балета «Жизель» Адольфа Адама. В заглавной роли блистала великолепная и несравненная итальянка Карлотта Гризи, постановщиками хореографии выступили Жан Каролли и Жуль Перро, авторами либретто — Сен-Жорж, Жан Каролли и Теофиль Готье. Премьеру ждал успех, парижская публика была поражена в самое сердце. Фокус авторов спектакля удался. С одной стороны, зрители попадали в экзотическую для них обстановку деревенской идиллии и фантастический мир вилис. С другой стороны, в балете чувствовался дух времени, дух Парижа 40-х годов, с его роскошными балами, вихрями вальсов, уносящих юных барышень яростными, безжалостно ускоряющимися темпами.
Тот спектакль, которому рукоплескал Париж в июне 1841 года, был в равной степени общим детищем всех создателей. Но, будет справедливо заметить, что зерно идеи, взращенное мастерами театра, принадлежит лишь одному из них — французскому поэту, прозаику и театральному критику Теофилю Готье. Как истинный художник он находил свое вдохновение в том числе и в трудах своих коллег. Воображение писателя надолго захватил рассказ Генриха Гейне о германских легендах, среди которых есть история о вилисах — невестах, умерших до свадьбы. «Несчастные юные создания не могут спокойно лежать в могиле, в их мертвых сердцах, в их мертвых ногах жива еще та страсть к танцу, которую им не пришлось удовлетворить при жизни, и в полночь они встают из могил, собираются толпами на больших дорогах, и горе тому молодому человеку, который там с ними встретится». Эти строки воодушевляют Готье на создание балетного сценария. Но, смущаемый мыслью о том, что в этой «сладострастно-зловещей фантасмагории» так мало общего с реальной жизнью, и охваченный стремлением приблизиться к зрителю, в поисках материала он обращается к сборнику поэзии своего современника Виктора Гюго.
«Я, не знающий театральных перипетий и требований сцены, хотел запросто переложить в действие Первого акта восхитительную „Ориенталию“ Виктора Гюго. Зрители увидели бы прекрасное бальное зало какого-нибудь принца: люстры зажжены, цветы поставлены в вазы, буфеты наполнены, но гостей нет. На мгновение появляются вилисы, которых привлекает надежда завербовать какую-нибудь новую подругу и удовольствие потанцевать… Прибытие господ и дам заставляет легкие тени вилис скрыться. Танцевавшая всю ночь Жизель, была застигнута как юная Испанка (героиня стихов Гюго), утренним холодом, и бледная царица вилис, невидимая для всего света, положила бы холодную руку ей на сердце», — объясняется Готье в письме к Гейне.
«Призраки не могут существовать в Париже после полуночи, когда в Опере веселье достигает апогея. Все смеется и скачет на бульварах, весь свет устремляется на балы», — возражает Гейне своему другу. После чего в соавторах либретто появляется Сен-Жорж, который и сочиняет хорошо знакомый сюжет о переодетом Графе и невинной прелестной крестьянской девушке, он же отправляет вилис в более привычный для них ночной лес.
Но сегодня, когда блеск парижских балов, так же туманен и призрачен, как бестелесные вилисы, автор постановки «Жизель. Возвращение в Париж» счел уместным воссоединить эти стихии на сцене, руководствуясь подсказками, дошедшими до нас в записках Теофиля Готье.